Василий Чернецов
В нередких своих работах с городами в роли этакого консультанта по выживанию (для приличия это именуется - по развитию) я не устаю изумляться тому, как крепок еще российский синдром исключительности. Все-то людям мнится, что переживают они нечто невиданное и неслыханное, чего ни с кем и нигде более не случалось. Увы, это относится и к ведущим нашим реформаторам, разделявшим с прочими обывателями уверенность в том, что достаточно запустить стартер, а дальше оно само как-то образуется. Стоит, однако, начать с простого признания. При всех очевидных отличиях от стран первой двадцатки по размеру ВНП, т.е. валового национального продукта или золотого запаса, сущностное сходство России с наиболее богатыми странами заключается в том, что, по отечественным стандартам, доля действительно бедных (не по статистическим выкладкам, в которых учесть неофициальные доходы всерьез не удается) колеблется между 15 и 25% семей. Иными словами, это приблизительно соответствует уровню бедности в США.
Гордиться особенно нечем, но из этого сходства по меньшей мере явственно следует, что в социальных программах, которые могут быть сколько-нибудь действенными только на местах, власти поступают разумно лишь в том случае, если сосредоточивают внимание на адресной поддержке этого особо ущемленного меньшинства, предоставляя всем прочим выживать как знают 1. Беда в том, что ни идеология, ни технология такой адресной поддержки в наших палестинах не известны и желание ознакомиться с подобными вещами, как правило, не обнаруживается.
Между тем в той же Америке накоплен колоссальный опыт, малую толику которого я стремился донести до российского читателя, переведя и издав книгу Роберты Грац "Город в Америке: жители и власти". Книга, в которой сконцентрирован двадцатилетний опыт реконструкции беднейших районов городов, осуществленной при ведущей роли самих жителей и консультантов, оказалась практически не востребована - интерес к внешнему миру упал, доверия к тому, что наши проблемы - это и "их" проблемы тоже, нет.
Достаточно, однако, обратиться к опыту управления жилым фондом, находящимся в муниципальной собственности, чтобы убедиться хотя бы в том, что, поспешно выбросив лозунг приватизации жилья и заодно перечеркнув знания, собранные опытом жилищно-строительных кооперативов, ни федеральные, ни региональные, ни городские власти палец о палец не ударили, чтобы осмыслить пропущенные организационные звенья. А вот в Вашингтоне, который у меня была возможность изучить как следует, от подкладки, давно уже определили, что является оптимальной схемой смягчения жилищной проблемы той части населения, которую в старой России было принято мягко именовать недостаточной. Это двойная конструкция, основой которой является Limited Equity Coop - кооператив с лимитированной стоимостью недвижимости, пайщики которого владеют шерами, могут продать шер только кооперативу, но и кооператив может перепродать шер новому пайщику только по фиксированной стоимости с учетом поправки на инфляцию. За исключением последнего обстоятельства - это вполне знакомый нам ЖСК, который в нынешней действительности канул в Лету. Над базовой конструкцией есть надстройка, какой у нас никогда не было: управляющая нон-профит организация, ведущей функцией которой является минимизация расходов на содержание и ремонт за счет элементарного постоянного контроля над каждым уголком кооперативной собственности. Заметим при этом, что при эмпирически установившейся норме в десять человек персонала управляющей конторы на 275 - 300 квартир пять из этих десяти - социальные работники.
Независимые повторные аналитические обследования показали, что поддержание более высокого стандарта среды в такого рода кооперативах обходится в 3,5 раза дешевле, чем в жилом фонде, пребывающем в непосредственном муниципальном управлении. Неудивительно, что как только конгресс изъял контроль над жилищной сферой у легитимного мэра Вашингтона за некомпетентность в использовании федеральных субсидий 2, назначенный городской менеджер приступил к планомерной передаче домов в собственность кооперативов при гарантии со стороны доказавших дееспособность управляющих компаний.
Занятно, но ни в одном из городов, где я в деталях обрисовывал такого рода образец, ни городские власти, ни (что особо примечательно) городские активисты не проявили интереса к той форме опыта, которая может быть безусловно адаптирована к отечественным реалиям: не интересно.
А между тем американский опыт борьбы с безнадежно закольцованной депрессивной ситуацией в том "третьем мире", что составляет не менее 15% граждан США всех цветов кожи, к которым следует прибавить еще несколько миллионов нелегальных иммигрантов, во всяком случае поучителен. Возьмем, к примеру, многолетний эксперимент с введением локальных денег, по сравнению с которым практика отпуска продуктов на запись в российских центрах ВПК или шахтерских поселках выглядит как убогий дилетантизм, приводящий на память совершенно иной давний механизм отпуска в долг старым клиентам мясной или бакалейной лавки.
Журнал Lip (вернее, сетевой журнал - так называемый zine) не дал разрешения на перевод статьи Марка Фика об общинных деньгах, опубликованной в июньском выпуске, но, сделав ссылку на него, я получил право пересказать основное содержание.
Итак, вначале автор задается сакраментальным вопросом: что делать, если, для того чтобы свести концы с концами, нужна 60-часовая рабочая неделя, если вместо тех 15 $ в час, которые определены как профсоюзный минимум в промышленности, удается найти работу где-нибудь в fast food за пять долларов в час. Затем следует долгая жалоба на систему, при которой Treasury Department печатает банкноты, а затем перепродает их банковской системе по цене производства, а до 70% федеральных денег суть кредитный счет на мониторах банковских компьютеров. Отсюда естественный вопрос, ответить на который современному западному государству трудно: почему для того, чтобы поддерживать семью, оказывается необходимо несколько "ставок", а финансовые спекуляции оказываются куда доходнее, чем производительный труд? Наконец, резонное замечание относительно того, что неоклассические экономисты в принципе не желают даже обсуждать любого рода тезисы, если только те не базируются на ими сформулированных постулатах.
В этом просматривается много знакомых нам не понаслышке тем, но при переходе к делу Марк Фик становится гораздо конкретнее.
Все началось в 1982 г., когда в канадском городишке Комакс Вэлли, провинция Британская Колумбия, иссякли деньги. Деньги выплачивались в магазинах, принадлежащих торговым сетям, уходили и не возвращались, а в связи с падением производства и закрытием предприятий новые деньги в Комакс Вэлли не поступали. На месте оставались люди, способные предложить другим свои услуги, равно как и люди, в подобных услугах нуждающиеся, но не стало экономической системы, способной связать их друг с другом. Некто Микаэл Линтон взялся за создание программы локального взаимного кредитования, создав нехитрую на первый взгляд систему, получившую название LETS (Local Emploiment and Traiding System). По американской традиции эта аббревиатура имеет дополнительную смысловую нагрузку позитивного содержания, фонетически совпадая с глагольной формой Let’s, иначе говоря: давайте попробуем. Речь идет о нон-профит ассоциации, объединившей и юридических, и физических лиц. Начиналось с бумаги, но теперь каждый член ассоциации за номинальный взнос открывает лицевой счет на центральном компьютере. Соответственно все натуробмены сопровождаются переносом чисел со счета на счет, и общий баланс системы равен нулю. Баланс, но не эффект.
Операции настолько разработаны, что теперь уже предусматривают единовременное использование и внутренних "долларов" LETS, и привычных "баксов", когда в дело вовлекаются "импортные" товары.
Модель LETS уже в ходу в 800 местах по всему миру, большинство из них в Великобритании и Австралии. В Мэдисоне, штат Висконсин, в Итаке, штат Нью-Йорк, и еще в тридцати поселениях США жителей не удовлетворила бестелесность компьютерных расчетов, и там попросту печатаются местные денежные знаки. По большей части распространилась система расчета в целых часах, в 1/2 и 1/4 часа, разработанная в Итаке гражданином по имени Пол Гловер. Соответственно этой системе печатаются купюры с указанием часового номинала, а вместо федерального признания веры в бога на купюре красуется: "мы верим друг в друга". Система HOURS в Мэдисоне и ряде других мест зарегистрирована как нон-профит кооператив. Там всякий труд приравнен к другому труду, предложения и спрос публикуются в местной газете, являющейся своего рода нон-стоп учебником по экономическим вопросам. Купюры HOURS начали обращаться в округе, что вполне соответствует замыслу учредителей, хотя правом голоса обладают исключительно члены кооператива, но не держатели "дензнаков", которые поэтому не превращаются в акции, оставаясь полновесными местными деньгами.
Увы, прогресс привносит с собой размывание первичной чистоты идеи, так что в настоящее время немало времени тратится на выработку консенсуса в отношении поправок на сложность или ответственность труда. Профессиональные службы, отягощенные накладными расходами, накидывают часы на базовый час услуг, так что сложностей довольно, и тем не менее система функционирует вполне эффективно вот уже третий год подряд.
Вступая в HOURS в Мэдисоне, члены кооператива уплачивают незначительный взнос, чтобы система продолжала работать, заносятся в список и получают первичный "капитал" в виде купюр общей стоимостью 4 часа. Тем самым эмиссия "часов" строго регулируется во избежание инфляции, и общее количество купюр зависит от числа пайщиков. Оплата и кредитование "часов" не награждается процентами лихвы, так что концентрация купюр в чьих-то руках нецелесообразна. Это звучит особенно занятно в стране, где 60% собственности сосредоточено в руках 5% населения, в силу чего процентная ставка по кредиту автоматически увеличивает богатство богатых.
Заметим, однако, что локальная валюта абсолютна легальна - настолько, что существует фиксированный обменный курс, и в Мэдисоне 1 час приравнен 10 $ США. Более того, этот курс принимается в расчет при определении "внешних" налогов. Подсчитано, что с того момента, когда, спустя год с начала программы, в мае 1996 г. 460 человек вступили в кооператив Мэдисона, жители общины осуществили оборот услуг в эквиваленте 322 500 долларов в дополнение к сохраняющимся традиционным расчетам. Вполне весомый результат за два года функционирования "часов".
Может показаться, что это не более чем очередная утопия, и до некоторой степени так и есть, если принимать в расчет исключительно макроуровень глобальной экономики. Однако энтузиасты системы HOURS отнюдь не лунатики. Они точно показали, как пришествие внешнего инвестора, обычно воспринимаемое на ура и награждаемое всевозможными льготами, способно быстро вымывать деньги из бесчисленных американских, английских или пакистанских урюпинсков. Они учли опыт Великой депрессии, когда долговые записки лавок ограниченное время обращались среди безработных как эрзац-деньги. Пока что автор пересказанной здесь статьи Марк Фик перебрался из Мэдисона, где он потратил полтора года на раскручивание системы HOURS, в Чикаго, где намерен опробовать ее дееспособность в условиях зон бедствия огромного города. Для нас же по крайней мере возникает повод подумать о том, как возможно отстроить аналогичную систему в безумных условиях российской квазиэкономики, где мы настолько привыкли к совершенно невероятной для обычных условий системы двойного оборота отечественных и глобальных денежных знаков, что как-то перестали обращать внимание на ее шизофренический характер. В стране, где невыплата заработной платы бюджетникам, плавно переходящая в хроническое состояние половинного финансирования бюджетных отраслей, без сокращения численности служащих, является уже почти социальной нормой, опыт HOURS, а вместе с ним и еще десятки работоспособных инициатив по меньшей мере заслуживали бы внимания.
В нас столько десятилетий вколачивали, что без перестройки всего и вся разом усилия индивидов и малых групп бесперспективны, что в большинстве мы не освободились от этого и за десять лет политической турбулентности. А вместе с тем не грех вспомнить, что, к примеру, потребительская кооперация, достигшая к 1914 году гигантского оборота, начиналась с отчаянных попыток нескольких групп образованных энтузиастов. Начиналась она в условиях победоносцевской реакции, отнюдь не способствовавшей гражданским инициативам, развертывалась при бешеном сопротивлении пореформенных "новых русских" охотнорядского пошиба и их союзников на селе - лавочников, наливавшихся жирком на мелком кредитовании под высокий процент. Будучи по видимости экономическим, это было мощное социальное движение, так что Победоносцев и иже с ним не были так уж неправы, видя в кооператорах врага. И держу пари, что девять из десятерых, кто прочтет текст до этой строки, даже не подозревают, кто был главным движителем российской потребительской кооперации на самой ранней стадии ее развития.
Это были подпоручики и поручики, рассеянные по мелким гарнизонам, обремененные семьями, получавшие грошовое (относительно потребностей первично цивилизованного индивида) жалованье. И еще это были учителя и фельдшеры. И всем им помогали экономическими расчетами российские ученые вроде Менделеева и Чаянова.
Примечания:
1 Оставим в стороне серьезнейшие психологические драмы, сопряженные с социальной и имущественной деградацией квалифицированных синих воротничков или профессуры. Сомнению значимость такого рода проблем не подвергается, но просвечивает, если угодно, моральная обязанность не смешивать их с проблемами подлинной нищеты, какая проступает, к примеру, в случае примерно 400 сотрудниц Российской государственной библиотеки (Ленинки), одиночек с детьми, вынужденных увольняться с работы в связи с непомерностью траты на покупку единого билета, в силу чего на руках остается порядка 300 руб. плюс ничтожное пособие на ребенка.
2 Любопытно, что российский законодатель, увлеченный в свое время идеализированной демократической идеей, вообще не предусмотрел возможности возникновения такого рода ситуаций.
|
