Вашему вниманию интереснейшее интервью с неким бельгийским аналитиком, разбирающим "по косточкам" все родовые травмы мировой финансовой системы. Пара ярких цитат:

"я пришел к выводу, что прямой результат действия нашей денежной системы - это постоянно рождающиеся и ширящиеся алчность и страх нищеты. Например, можно произвести столько продовольствия, чтобы накормить всех голодных, да и работы в мире сколько угодно, но нам явно не хватит денег, чтобы за все это заплатить"

"при нашей нынешней системе выгоднее рубить деревья и класть деньги в банк; деньги в банке растут быстрее, чем деревья. Выгодно "экономить" деньги, строя плохо утепленные дома, потому что приведенная стоимость лишних затрат на отопление за время жизни дома будет меньше затрат на утепление."
Против алчности и дефицита: смена архетипов

An interview with Bernard Lietaer               Перевод Николая Эдельмана

Немногим удается ознакомиться с денежной системой так плотно и всесторонне, как Бернару Льетеру. Пять лет он проработал в Центральном банке Бельгии, где трудился над разработкой и внедрением единой европейской валютной системы. Затем он возглавил бельгийскую систему электронных платежей и разрабатывал для многонациональных корпораций технологии, позволяющие работать в разнообразных валютных средах.
Он помогал развивающимся странам увеличить доходы в твердой валюте и читал лекции по международным финансам в Лувенском университете в своей родной Бельгии. Кроме того, Бернар Льетер был генеральным менеджером и специалистом по валютным операциям в одном из крупнейших и самых успешных оффшорных валютных фондов. Теперь он работает в Центре за ресурсы выживания при Калифорнийском университете в Беркли и пишет свою седьмую книгу "Будущее денег: без алчности и дефицита".
Редактор "Yes!" Сара ван Гелдер беседует с Бернаром Льетером о возможностях новой денежной системы, более пригодной, чем нынешняя, для обеспечения жизнеспособности и сплоченности общества.

Почему вы возлагаете такие надежды на развитие альтернативной денежной системы?

Деньги - словно железное кольцо, продетое в наши носы. Мы забыли о том, что сами же их придумали, и покорно следуем за ними. Думаю, настало время определить наши цели (по моему мнению, прежде всего нам нужны стабильность и жизнеспособность), а потом разработать денежную систему, подходящую для достижения этих целей.

Значит, вы полагаете, что причины всего, что происходит в обществе, коренятся в деньгах?

Вот именно. Хотя учебники по экономике заявляют, что люди и корпорации ведут конкурентную борьбу за рынки и за ресурсы, я утверждаю, что в реальности они сражаются ради денег, а рынки и ресурсы - лишь орудия этой борьбы. Поэтому внедрение новой денежной системы поможет перенаправить большую часть людских усилий на достижение иных целей.

Более того, я считаю, что склонность к алчности и конкуренции отнюдь не присуща человеку; я пришел к выводу, что прямой результат действия нашей денежной системы - это постоянно рождающиеся и ширящиеся алчность и страх нищеты.
Например, можно произвести столько продовольствия, чтобы накормить всех голодных, да и работы в мире сколько угодно, но нам явно не хватит денег, чтобы за все это заплатить. Дефицит заложен в наших национальных валютах. Фактически работа центральных банков сводится к тому, чтобы создавать и поддерживать этот денежный дефицит. А в результате мы вынуждены вести войну за выживание.

Деньги возникают в момент, когда банки ссужают их. [См. статью Томаса Греко, стр. 19]. Когда банк предоставляет вам ссуду в размере 100 тысяч долларов, он создает лишь основной капитал, который вы тратите и который участвует в экономическом кругообороте. Банк рассчитывает, что через 20 лет вы вернете ему 200 тысяч, однако откуда возьмутся эти лишние 100 тысяч, то есть проценты? Банк их не создает. Нет, он лишь отправляет вас в суровый мир, где вы ведете борьбу с окружающими, чтобы вырвать у них эти 100 тысяч и принести их банку.

Значит, одним приходится проигрывать, чтобы выигрывали другие? Одни не выполняют своих обязательств перед банком, чтобы у других нашлись деньги для выплаты долга?

Верно. Все банки поступают сходным образом, выпуская деньги в обращение. Именно поэтому так важны решения центральных банков, таких как Федеральный резервный банк США - ведь повышение процентных ставок автоматически увеличивает долю неизбежных банкротств. Так что когда банк проверяет вашу "кредитоспособность", он в реальности выясняет, способны ли вы вести конкурентную борьбу и победить соперников, - то есть способны ли вы принести те самые лишние 100 тысяч, которые никто и никогда не создавал. Проиграв эту игру, вы теряете дом или чем там вы еще обеспечили заем.

Все это влияет и на уровень безработицы.

Безусловно, это важнейший фактор, но есть еще один момент. Информационные технологии все в большей степени позволяют нам добиться хорошего экономического роста, не повышая уровень занятости. Полагаю, что сегодня мы видим один из последних периодов процветания в США, который сопровождается ростом занятости. Как Джереми Рифкин указывает в своей книге "Конец работы", отныне рабочих мест не будет даже в "хорошие времена".

Согласно исследованию, проведенному женевской Международной федерацией металлообработки, в течение ближайших 30 лет 2-3 процента человечества будет в состоянии производить все, в чем нуждается остальная часть планеты. Даже если их окажется в 10 раз больше, все равно остается вопрос - что делать оставшимся 80 процентам человечества? Я предсказываю, что в XXI веке важнейшим инструментом, определяющим социальную структуру, окажутся местные валюты, хотя бы по причине их связи с занятостью. Я не утверждаю, что эти местные валюты заменят или должны заменить валюты национальные, и потому называю такие деньги "дополнительными". Национальная валюта, порождающая конкуренцию, по-прежнему будет играть роль на глобальном конкурентном рынке. Однако я считаю, что дополнительные - местные - деньги куда лучше годятся для развития местной кооперативной экономики.

Создаст ли такая местная экономика рабочие места, которым не будет грозить исчезновение?

Да, на первом этапе. Например, во Франции существует 300 местных платежных сетей, которые называются "Grain de Sel", буквально - "крупица соли". Эти сети явились тогда, когда уровень безработицы приблизился к 12 процентам. Они позволяют проводить какие угодно платежи, от арендной платы до покупки сельхозпродукции, - но, помимо этого, есть кое-что еще. Каждые две недели в Арьеже, в юго-западной Франции, проводится большая ярмарка. Люди приезжают туда не только для того, чтобы торговать сырами, фруктами и пирожными, как в обычные ярмарочные дни, но и чтобы поставить пломбу, постричься, поплавать под парусом или взять урок английского. И в оплату принимаются только местные деньги!

Местная валюта создает работу - здесь я провожу различие между работой и занятостью. Занятость - это зарабатывание средств к существованию; работа - то, что вам нравится делать. Я полагаю, что занятость постепенно отомрет, но ведь имеются почти бесконечные резервы самой захватывающей работы. Например, во Франции есть люди, готовые дать урок игры на гитаре и желающие обучаться немецкому. Но ни тот, ни другой не готовы платить французскими франками. Местная валюта хороша тем, что когда люди создают свою собственную денежную систему, они не обязаны встраивать в нее фактор дефицита. Кроме того, им не нужно доставать откуда-то деньги, чтобы обменяться чем-нибудь с соседом. Классический пример - "Времядоллары" Эдгара Кана (см. стр. 24). Как только двое людей заключают соглашение об обмене с помощью "времядолларов", они в буквальном смысле создают деньги, необходимые для этой операции, а вот дефицита денег не возникает. Это вовсе не значит, что таких денег существует бесконечно много; вы не можете отдать мне 500 тысяч часов, потому что таким временем не располагает никто. Так что и здесь есть свой потолок, но нет искусственно созданного дефицита. Вместо того чтобы сталкивать людей друг с другом, эта система помогает им сотрудничать.

Итак, вы считаете, что дефицит не должен быть руководящим принципом нашей экономической системы. Но не является ли дефицит абсолютно фундаментальным фактором экономики, особенно в мире с ограниченными ресурсами?

Мой анализ этого вопроса основывается на трудах Карла Густава Юнга, поскольку он единственный обозначил теоретические рамки коллективной психологии, а деньги - в первую очередь феномен коллективной психологии. Ключевой концепцией Юнга является понятие об архетипе, который может быть описан как эмоциональное поле, мобилизующее людей - отдельных или коллективы - на движение в конкретном направлении. Юнг показал, что если подавляется конкретный архетип, то возникают тени двух типов, являющиеся взаимно противоположными. Например, если подавляется мое высшее "я", соответствующее архетипу короля или королевы, я буду вести себя либо как тиран, либо как размазня. Две эти тени связывает друг с другом страх. Тиран ведет себя тиранически, потому что боится показаться размазней; тот же боится выглядеть тираном. Архетип короля может воплотиться лишь в том, кто не боится ни той, ни другой тени.

Теперь приложим эту схему к хорошо известному и доказанному феномену - подавлению архетипа Великой матери. Этот архетип имел большое значение в Западном мире еще на заре человечества, сохранялся в течение доиндоевропейского периода и до сих пор остается значимым во многих традиционных культурах. Но он сурово подавлялся на Западе в течение по меньшей мере 5 тысяч лет, с момента индоевропейских вторжений до викторианской эпохи, чему способствовало иудео-христианство, нетерпимое к Богине-матери. Кульминацией этих гонений стали три века охоты на ведьм, длившейся вплоть до викторианской эры.

Подавление архетипа, осуществляемое в таких масштабах и в течение столь долгого времени, неизбежно накладывает заметный отпечаток на общество. После пяти тысяч лет люди начинают считать "нормой" соответствующее теневое поведение. Я задался очень простым вопросом: что представляют собой тени архетипа Великой матери? Полагаю, что эти тени - алчность и страх перед дефицитом. Поэтому не стоит удивляться, что в викторианскую эпоху - когда подавление этого архетипа достигло зенита, - шотландский учитель по имени Адам Смит, подметив массовую алчность и страх перед дефицитом, предположил, что это свойственно всем "цивилизованным" обществам. Смит, как вы знаете, создал современную экономическую науку, которую можно определить как способ распределения дефицитных ресурсов под воздействием индивидуальной, личной алчности.

Ого! Но если алчность и дефицит - тени архетипа Великой матери, то что он представляет собой в экономическом смысле?

Вначале проведем четкую грань между Богиней, представляющей все аспекты Божественного, и Великой матерью, которая символизирует конкретно планету Землю - ее природу, плодородие и поток изобилия во всех сферах жизни.

Тот, кто воспринял архетип Великой матери, доверяет изобилию вселенной. Необходимость в солидном банковском счете появляется лишь при нехватке доверия. Тот самый первый человек, кто скопил массу благ из-за неуверенности в завтрашнем дне, автоматически был принужден защищать свои богатства от других, завистливых или нуждающихся. Если общество боится дефицита, оно на самом деле обратится в среду, где этот самый страх перед дефицитом будет обоснован. Перед нами самоисполняющееся пророчество!